Идеальные лгуньи  - Ребекка Рид

Сразу после того, как они поженились, Джорджия и Чарли постоянно устраивали вечеринки. Что надо. А потом довольно скоро у них начались ужасно скучные званые обеды. Может быть, из-за того, что приготовление еды и сервировка стола занимали целый день. Или даже больше. Зная Джорджию и то, как сильно она хотела, чтобы все считали ее хорошей и правильной, скорее всего, дня три. Впрочем, нельзя сказать, что она много чего делала – ей все равно надо было чем-то заниматься, чтобы убить время.

– Что случилось? – услышала Лила голос Джорджии.

Хозяйка дома стояла в дверях кухни, и Лила сразу поняла, что она сильно недовольна. Ей не следовало переодеваться. Она потрясающе выглядела в зеленом комбинезоне. Просто великолепно. А платье было скучным, в таком можно прийти в офис или на свадьбу, да еще эти ужасные туфли на высоких каблуках. И плюс ко всему темная помада. Вероятно, Джорджия пыталась выглядеть элегантной, но помада не подходила к ее платью. Неужели Джорджия сама не понимает, что этот цвет никуда не годится, что она только зря потратила деньги? Что ж, у Чарли их полно. Быть может, дело в том, что Джорджия выросла в бедной семье и так и не научилась покупать вещи?

«Может быть, – подумала Брир, – мне удастся пробраться в гардеробную Джорджии и посмотреть, что лежит в нижних ящиках или висит в задней части шкафов – и найти то, пропажи чего она не заметит». Ру сломал ее кредитную карту прямо у нее на глазах и теперь давал ей крошечные суммы наличными, и она не могла тратить их на одежду.

– Мы тут… – О, Бретт смутился! – Мы качали Лиле пресс.

Джорджия выглядела сердитой. Наверное, завидовала, ведь никто не хотел качать пресс ей, а она явно набрала вес. Двойные цифры в размерах платьев. Лила с Нэнси частенько баловались коктейлями несколько лет назад, когда их подруга улетела на медовый месяц. Грейдон сказала тогда, что Джорджия толстая по природе, потому что у нее крупная мать. Очевидно, женщины из рабочего класса всегда становились полными после того, как рожали детей. Но у Джорджии еще даже нет детей, а она уже носит не меньше двенадцатого размера. Неужели она до сих пор нравится Чарли? Может, и так. Ее грудь стала больше, и она сохранила талию. Может быть, она все еще остается для него привлекательной, и он получает удовольствие, хватая ее за разные места.

Ру не переносил толстых людей. На улице он часто комментировал внешность проходивших мимо женщин и хмурился, когда его друзья заказывали пудинг. Они с Лилой иногда ходили в бар вместе с одной парой, которая жила в их доме на цокольном этаже, пока Руперт не сказал девушке, что ей не следует пить вино, потому что это жидкие калории. Он указал на водку с тоником в стакане своей жены и объяснил, насколько они полезнее для здоровья. Девушка расстроилась, а Лила изо всех сил старалась не чувствовать себя довольной.

Теперь и Нэнси смеялась. Во всяком случае, у нее есть чувство юмора.

– Вы использовали Лилу в качестве снаряда, чтобы укрепить плечи? – спросила Грейдон.

Брир встала на ноги.

– А теперь очередь Бретта!

– О, так Бретт тебя не ронял? – спросила Нэнси.

– Конечно, нет. – Лила рассмеялась. – Меня уронил Чарли. На стол.

– Ты тоже с ними играл, Чарли? – повернулась Джорджия к своему мужу.

У нее раздувались ноздри, и это значило, что она жутко рассердилась. Она больше ничего не скажет, потому что хочет всем нравиться, но она явно сильно разозлилась.

– Боюсь, это моя вина, – признался Чарли, глядя в пол.

Господи, какая же Джорджия злюка! За весь вечер им в первый раз было весело, а теперь она пытается все испортить. Лила повернулась к Бретту.

– Давай!

Американец посмотрел через всю комнату на Нэнси, и Лила повернулась, чтобы проследить за его взглядом. Грейдон опиралась на стол, держа перед собой бокал с красным вином.

– Пожалуйста, – сказала она. – Не вынуждай меня тебя останавливать.

Бретт посмотрел на Джорджию, и та пожала плечами. Она не могла заставить себя быть занудой, которая портит всем веселье. Друг Нэнси шагнул вперед, одной рукой взял Лилу под колени, а другой обнял за талию и поднял ее в воздух. Чарли шаркал ногами и кряхтел и сумел поднять гостью на высоту пояса, но потом пошатнулся и уронил ее на стол. У Бретта же все было иначе. Он двигался легко и уверенно, и Брир почувствовала себя невесомой. У нее появилось ощущение, словно в животе и между ног что-то пенится, чего не случалось уже много месяцев. Может, даже лет. Потолок немного приблизился, потом стал еще ближе, и внезапно у нее закружилась голова, и она почувствовала тошноту. Горло ей обожгло, и ее охватила жуткая паника. И не только паника.

– Дерьмо! – услышала она крик Бретта, и пол стал стремительно приближаться.

Боль расцвела у нее в голове, шее, руке и локте. Пол был холодным. Твердым и холодным. Рот наполнила горечь. Тут же поднялся ужасный шум, все что-то кричали, и, господи, повсюду была рвота.

На лице Бретта, на его футболке, на столе и на полу. Лила отвела взгляд от перекошенного от ужаса лица американца, увидела улыбку Нэнси и потрясение Джорджии и услышала, как Ру и Чарли хохочут. Она вскочила на ноги, выбежала в коридор, захлопнув за собой дверь, и влетела в ванную комнату, где бросилась на пол, опустив голову на белый унитаз, дожидаясь, когда все пройдет. Так она поступала тысячи раз прежде.

В дверь постучали.

– Лила, – услышала она голос Чарли. – Ты как там?

– Мы считаем, это свинина, – добавил сквозь смех другой голос.

Брир слышала хохот за дверью и смотрела, как ее черные слезы капают на безупречно белый унитаз и медленно сползают в воду. Да пошли они! Оба! Пошли к чертовой матери вместе со своим смехом, плевать на их представление о том, что это весело, и на идиотскую идею выяснить, кто сможет ее поднять. Они во всем виноваты. Наверняка они специально все подстроили, чтобы она выглядела глупой перед Бреттом. Нарочно испортили вечер. Вот что они сделали. Она услышала звук удаляющихся шагов. Значит, они убрались, оставили ее одну. Ее снова затошнило, но рвоты больше не было. Тогда Лила спокойно засунула два пальца в рот, нащупала нужную точку и пошевелила пальцами. Толстая пенная и кислая струя красного вина вырвалась наружу, оскверняя белизну унитаза. Хорошо. Так намного лучше.

Женщина подавила рыдание, эхом отразившееся в унитазе. Ничего этого не должно было случиться. Будь здесь ее мать, она бы знала, как поступить. И как все исправить. Они должны знать – матери. Но ведь Лила сама – мать, а она понятия не имеет, что делать. Люди ведут себя так, будто их родителям известны ответы на все вопросы, они не забывали покупать зубную пасту и заботились о том, чтобы все было хорошо. Но матери других людей не умирали.

Лила была в школе во время выходных, когда ее матери не стало. В тот день состоялся матч. Ее команда играла со старшим классом. Отец тогда мягко предложил ей приехать домой. Но мысль о дне в больнице, где следовало вести веселые разговоры и делать вид, что они все не замаринованы в смерти, за которым последуют попытки отца что-то приготовить – мокрая паста, тонущая в красном соусе, – показалась девушке слишком мрачной перспективой. И она провела тот уик-энд в школе, лучший из всех возможных. Они разгромили команду старших девочек, и не в последнюю очередь из-за того, что всякий раз, когда Лила отбивала мяч, он летел ужасно далеко через все поле, и у нее появлялась возможность неспешно прогуляться по всем четырем базам, так что на ее щеках даже румянца не появлялось.